Рассказ был написан давно на конкурс, под конкретное задание. Получилось плохо, скомкано, лениво. Помогла бы критика: как можно его доработать до мурашек, ну или хотя бы просто аккуратнее, сильнее, в соответствии с посылом в названии.
Вредная привычка воевать
Оставалось три долгих дня до отпуска. Вечность, которая их поглотила, стерла все смыслы. Дарек вжимался в землю и полз, как обезумевшая ящерица. Развороченная военной техникой, каменистая почва больно вонзалась в тело, но не саднила через камуфляжную форму. Рывок через открытую местность забрал последние силы. Перевалившись через плечо, он опрокинулся в заскорузлый ров. Союзники отступили ещё на рассвете. Командирский бронетранспортёр, на котором Дарек и ещё трое передвигались в тыл, был подорван. Он один спасся из под обстрела. Добраться сюда живым помогли сумерки.
В полночь, их группа должна передать наводчикам координаты заминированного химзавода. Шифр из них был известен только Дареку, но рация осталась в сгоревшей машине. А значит, после условленного времени, дело завершит сам главнокомандующий. Здесь погибнет все живое, потом ещё тысячи километров превратятся в безжизненную пустошь.
Сердце колотилось, в ушах опять зазвучал чертов марш. Как и прочие галлюцинации, его сопровождал слаженный ритм маршировки, кажущийся потусторонним, скрип натертых до блеска кирзовых сапог. Ещё не растерявшие силы, они выбивали пыль из геометрически точно уложенной брусчатки. Все это заглушал картавый, но харизматичный голос с трибун. Он обещал убедительную победу и счастливую жизнь нации. Дождь только накрапывал, а над оратором уже нависал черный зонт, который из-за спины удерживала рука в перчатке. Дарек, как верный пёс, стоял рядом. На улице пахло жженым сахаром и домашним мясным бульоном. С балконов в живых цветах военным отправлялись воздушные поцелуи, по-весеннему яркие платья девушек искушали поднять глаза. Картавый голос из под зонта настойчиво врывался в мирскую картину, остервенело звал на войну. Удивительно, но что-то витало в толпе, хотелось ему верить. Эйфория единения и ожидание перемен. Почти год назад...
Запах гнилой плоти, смешанный с глиной, окровавленными бинтами, окислившимся железом, действовал не хуже нашатырного спирта. Втянув его ноздрями с резким вздохом, Дарек опомнился. Тело болело, и он с трудом смог облокотиться на осыпавшуюся пыльной взвесью стену. Рукавами нижней рубашки смахнул обильно покрывавшую лицо и шею грязь. Раскатистый гул залпов становился все тише. Это территория была сдана, все военные действия смещались в тыл. Беспощадные жернова времени без разбора перетирали с землей людские кости. История самого Дарека, по всей видимости, подбиралась к концу. "Ничего не изменить..." — приятие участи даровало ощущение свободы. "Все, за что цеплялся, улетело в тартарары! Умирает последней не надежда! А человек — Дарек, которого судьба забросила в мясорубку! И он теперь отдаётся ей покорно и беспредельно". Постыдную слабость уверенно заслонила собой воля: "В плен — нельзя!.. Принять смерть в праведной ярости, выпуская по врагу последнюю обойму". — Господи, дай же мне… хоть закурить! — как давно он не слышал свой голос… Теперь и смерть, гремя своими страшными реквизитами, отошла на задний план. Казалось, табачный дым в лёгких, по меньшей мере, должен осчастливить целую Вселенную. Где-то могло остаться оружие или те, кого не смогли похоронить. Там должна найтись и последняя сигарета Дарека. "Да хоть пуля в упор!" — с удвоенной силой, он начал передвигаться, переползая из одного рва в другой. Под ногами находились предметы, но все они оказывались бесполезными. Патрулирующий местность самолет неприятеля скользнул лучом света почти над ним, когда неожиданно он споткнулся, и, пролетев через препятствие, упал. Раздался стон. Дарек, готовый к рукопашной, медленно склонился над лежащим. "Свой!" — совсем ребёнок, не больше двадцати. На груди повязка, судя по хриплому дыханию, пробито легкое. А потом настигла контузия. Волосы в крови, но серьезных ран не было. Дарек уложил застонавшего солдата удобнее: — Тихо, тихо, я свой, живой ты, повезло, терпи… Парень снова провалился в сон. "По виду, до утра дотянет". Сигареты и спички нашлись в одном из его карманов. Каково было удивление, когда чуть поодаль рука нащупала вещевой мешок с чем-то твёрдым по форме напоминавшим… "Рация!.. Господи, неужели ты подглядываешь за мной?!." — Дарек начал настраивать частоту, но остановился. "Есть время… подумать", — он чиркнул спичкой по коробку, прильнув почти к земле, прикрывая собой вспышку. Дым приятно ласкал глотку. Расслабленно усевшись, нащупал в нагрудном кармане карту. Сигарета осветила место, где был расположен объект. Солдатик хрипло кашлянул, но в сознание не пришёл. Огонёк, только лишь из любопытства, медленно скользнул по карте от положенного места далеко в сторону — точно туда, где располагался бункер главного. Дарек сам бывал там внутри: картины в тяжелых рамах, удобная мебель, дорогой коньяк, птицы в клетках из кованной решетки, бесстыже одетые и громко смеющиеся красивые женщины, мраморный бассейн с лечебной водой, дурацкая коллекция громадных бабочек...
Без двух минут двенадцать. Дарек аккуратно вложил сигарету в безвольные пальцы и слегка сжал их: "Подержи пока, малыш". Нашел частоту, деловито забрал сигарету обратно, глубоко затянулся. Смакуя, выпустил изо рта струйку дыма, уже боясь потерять важные секунды, ответил на кодовый вопрос, назвал шифр доступа первого уровня и координаты.
Дарека расстреляли спустя час. Свои это были или чужие, перестало быть важным. Шли последние три дня войны. Рядом с передавшей сигнал о помощи рацией был найден раненный солдат.
